– Я тебе все расскажу. Вон туда на закат поедешь, там тропинка приметная есть. По ней шагов триста-четыреста проедете, на полянку выедете, там и ручей рядом есть. Там заночуете. С утра дальше той тропинки держись и на закат прямо держи, меньше чем за пол дня к своей деревне выедешь. Тут не заблудишь. Тут любая тропа в вашу деревню приведет.
Оставив мне коня, Иван пошел обратно в лес. Разгрузив хворост, и найдя на поясе одного из убитых кремень с кресалом, заготовил растопку, и как всегда когда не знал, что надо делать дальше, предоставил действовать Богдану, очистил сознание и взял в руки камень с кресалом. Руки привычно высекли искры на сухой мох, и вот уже, раздувая легкий огонек, подкладываю в него щепки и кусочки коры. Разложив огонь, вынул из костра горящую ветку и описал нею три круга, пошел дальше раздевать убитых, и вязать тюки. Стащив трупы, вниз по крутому склону, в сторону реки, и затащив их в густой кустарник, прикрыл ветками и павшей листвой. Плоты уже плыли через реку, поэтому, быстро разыграл под иронический смешок Ивана, сценку нападения казаков на татар. Нагрузив лошадей законно награбленным имуществом, развязав девок, и быстро посадив их на лошадей, под ободряющие возгласы, что татары могут вернуться с подкреплением, привязав всех лошадей к одной веревке и повел весь караван из восьми лошадей искать заветную тропинку на закате. Тропинка была достаточно широкой, и протоптанной, и уже не боясь потеряться в дремучем лесу, весело въехали под сень деревьев. В лесу было тихо, темно и страшно, но тропинка еще серой лентой проглядывалась на земле. Понукая весь наш караван ободряющими окриками, и щелканьем нагайки, быстрым шагом продвигаться по тропинке, молил Бога, чтоб у Ивана был порядок с устным счетом.
Удача сегодня решила упорно меня преследовать, не прошло и пяти минут, как мы выехали на круглую поляну. Отправив девушек таскать хворост, расседлав коней и сняв все тюки, отыскал в сумках котелок, кашу, соленое сало, и вяленую буженину, пошел на звук искать ручей. Наполнив котелок, распаливши костер, и пристроив котелок над огнем, усадил девушек готовить ужин, а сам пошел готовить место для ночлега. Нарубив лапника с ближайшей ели, и постелил вокруг костра, на них уложил потники и попоны, поставил под головы седла. Затем притащил все, что могло служить в качестве одеял. Обнаружил в одной из сумок подозрительно пахнущий бурдюк, в котором оказалось красное натуральное вино, слабенькое, но вполне сносное на вкус. По дороге к ручью, лежало подходящее нетолстое, сухое дерево, которое, привязав к коню, притащил на поляну. Пока варилась каша, обрубил ему ветки, тонкую часть ствола, и с чувством выполненного долга разлегся на приготовленную постель. Девушки, помешивая кашу струганной палкой, бросали на меня испуганные взгляды. По всему было видно, что они воспринимают меня как нового рабовладельца.
Чтоб как-то их растормошить, начал расспрашивать, как они попали к татарам, из чьих лап, мы их мужественно освободили. Они одновременно начали рассказывать мне свои истории, в твердом убеждении, что я все понимаю. Стараясь быть достойным столь высокого мнения, вслушивался в эти три потока информации, пытаясь со скоростью компьютера рассортировать ее по трем файлам. Умыкнули их троих в пятницу, в Киеве, среди бела дня, работали грубо, но эффективно. Двое были из близлежащих сел, приехали с родителями и односельчанами на ярмарок. Одну с братом заманил в шатер, какой то старичок, торгующий недорогими поделками для девушек. Чем-то он ей напоминал одного из казаков, которые их везли к татарам. Что было дальше, она помнила смутно, но шишка на голове объясняла недосказанное. Вторая со своим женихом ходила по ярмарке, пока не забрела в малолюдное место, ну а когда пришла в себя, на голове у нее образовалась шишка. Третья жила в Киеве, ее утащили прямо со двора, когда она кормила курей и гусей. Вдруг залаял пес, когда она обернулась к ней широко улыбаясь, и что-то говоря, подбегал молодой казак, тоже один из четверки, ну а дальше она ничего не помнила. В их рассказе фигурировали возы, в которых их везли, привалив кучей барахла. За Киевом, в корчме, усадили на лошадей, и три дня везли по лесам и полям. Сегодня уже никуда не спешили, выехали, когда солнце высоко поднялось, ну а затем, они уже добросовестно пересказывали представление, которое было мною разыграно.
Со своей стороны, мной было уточнено, что с ними были трое татар на конях, которых мы побили стрелами. Меня с ними отправили в село, а казаки пошли по следам, искать остальных басурман. Не могли они втроем здесь быть. Поев каши в тишине, и запив ее красным вином прямо из бурдюка, который пустили по кругу, велел девушкам ложиться спать спиной к костру, а сам с трудом затащил подготовленное бревно толстой частью в костер, оставил его потихоньку тлеть. Теперь оставалось вовремя просыпаться и подтягивать на угли оставшуюся часть. Девушки отказывались засыпать, пока им не прояснят их дальнейшую долю. Тут мне пришлось красочно описать, как им сказочно повезло, что они попали к нашему атаману, как у нас много холостых казаков мечтающих взять их в жены, какую богатую добычу мы привозим и бросаем к ногам своих женщин…
Как легко верят люди в красивые сказки и как трудно их убедить в то, что они видят перед собой каждый день. Под мои истории, взятые, если можно так сказать, "из жизни", девушки умиротворенно уснули, а мне пришлось еще зарядить, на всякий случай, арбалет и попытаться подышать дымом болиголова. Самокрутки мои скрошились в порох, но не растерявшись и придвинув к себе тлеющий уголек, накрылся с головой овечьими шкурами и начал медленно сыпать порошок болиголова на тлеющий уголек и вдыхать подымающийся дым. Пошаманив так пару минут, пока действительно, не начала болеть голова, и решил, что лучше раньше, чем позже, ссыпал остатки зелья в мешочек, лег на седло и отключился. Ночью, меня несколько раз будили испуганным храпом кони, жмущиеся поближе к костру. Приходилось вставать, подбрасывать веток в огонь, а потом бросать их, горящие, в кусты, благо в лесу было по осеннему сыро, и устроить пожар, не удалось бы, даже при желании. Ни одной цели, по которой можно бы было стрельнуть, мне увидеть не удалось, поэтому, пододвинув бревно в костер, ложился спать дальше.