Еще какое-то время у меня с Кабаном, ушло на то, чтоб создать сокращенный вариант того, что рассказал мне Кабан, заставить осознать его, как единый и неделимый блок информации, и внушить ему мысль, что на любой наводящий вопрос нужно рассказывать весь рассказ, а не ждать следующего вопроса. После того, как он, раза три подряд, рассказал свою историю в сокращенном варианте, ни разу не сбившись, внушил ему мысль, что это он должен рассказать только атаману, шепотом, чтоб никто не слышал. После этого оставил его, наконец, в покое, и он провалился в дрему.
Что должен чувствовать человек, выполнивший трудную, грязную и неприятную работу. Радость? Удовлетворение? Удовольствие? Не дай Бог. Чувствовать удовольствие оттого, что ты помыл унитаз, или полночи добывал сведения, принося человеку страдание, это извращение, как и получать удовольствие, рубя голову курице, или разделывая кабана. Наверно правильно, ничего не чувствовать. Сделал и ладно. Но делай.
Делай, что должно, и не кривляйся, что не переносишь вида крови, подкладывая себе в тарелку очередную порцию жаркого. Это выглядит не просто лицемерно. У меня такого рода люди вызывают чувство гадливости, они свое моральное уродство выдают за добродетель. Всегда поражался людям, плюющихся злобой, оттого, что кто-то надел на себя кожаную куртку или меховую шубу. При этом, они не стеснялись жевать отбивную, или бутерброд с колбасой. Так и хочется спросить, чем тебе, козлу, лиса или норка, милее, чем бычок или поросенок, родившийся в неволе, выросший в клетушке, и за свою короткую жизнь ни разу не видевший солнца.
А сейчас я чувствовал только усталость. Будь немножко другая ситуация, сидел бы спокойно, ждал старших товарищей, наблюдал, как другие добывают информацию, и сравнивал методики. Но было два нюанса, которые заставили меня придумать историю про колдуна и зубы, и самому поучаствовать в этом деле, как бы мне не хотелось сачкануть.
Первый нюанс, травмы Кабана. Недаром опытный Сулим, отметил, что клиент может не выжить. Раздробленные кости глазницы, упираются фактически в оболочки мозга. Их две, внешняя, более жесткая, и внутренняя, мягкая. Если кость, внешнюю оболочку прорвет, кирдык. Обязательно повредит пару сосудов и в мозг начнет поступать кровь. Кровоизлияние в мозг не лечат и в наше время. Я рисковал, еще, когда стрелял. А куда было стрелять? Ниже пульнешь, раздробишь нижнюю или верхнюю челюсть в клочья. Живой будет гарантировано, но говорить не сможет недели две. Вот и пришлось рискнуть.
Пока голова зафиксирована и не дергается, опасности нет. Но если его подвесят за вывернутые назад руки, как тут любят делать, и начнут железками жечь, тут хочешь, не хочешь, дернешься, а если, не дай Бог, опухшей правой стороной, о плечо заденешь, тут бабка не надвое сказала. Тут если клиент живой останется, считай, ты был свидетелем чуда. Поэтому, потерять важный источник информации по недомыслию, раз плюнуть, а мне, человеку из светлого будущего, который без информации жить не может, этого не пережить. Наркотическая информационная зависимость. Не получу дозу, слечу с катушек.
Второй нюанс, пожилой. Не нравился он мне активно. Развил мою паранойю до невиданных размеров. Как только я поднимался, первым делом шел его осматривать, веревки все дергал, не надрезал ли клиент, так что дернешься, порвутся, или еще какую гадость не готовит. И был твердо уверен, что как возьмут его в оборот, он потерпит, сколько надо, потом расскажет правдоподобную историю, которая заведет нас в глубокую яму. И не исключено что дно будет украшено заточенными кольями. Для эстетики. А создавать себе трудности, а потом с ними героически бороться, это наш народ любил во все времена.
Пока расспрашивал Кабана, пока то да се, начало светать. Долив воды в кожух, растолкал Дмитра, и торжественно объявив ему, что главный зуб спилен, приказал никого не трогать, только за колдуном наблюдать в оба глаза, жечь костер, и варить кашу с мясом, а сам завалился на часика два – три отдохнуть. Спать, это было бы громко сказано. Щека опухла, десну дергало, но усталость брала свое. То проваливаясь куда-то, то возвращаясь, дремал, до прибытия тяжелой артиллерии. По самым оптимистичным прогнозам, подмога к нам могла прибыть только к полудню.
Пока приехали атаман с Остапом Нагныдубом, Давидом и Сулимом, мы успели с Дмитром покушать, поговорить о том, какие бывают колдуны, ведьмы, знахарки, и какие напасти они могут с людьми творить. Заодно мы сварили свежей каши с сушеным мясом и салом для прибывающих. Приедут голодные, злые, а тут каша свежая готова, глядишь, и настроение поднимется.
Усадив подорожных кушать, развязал полотно, которым была забинтована нога Дмитра и осмотрел его рану. Пока, особой красноты не было, даст Бог, пронесет без воспаления, недаром Сулим, так продувал рану вином.
– Рано смотришь, замотай обратно, на третий день после боя видно будет, что да как, – недовольно буркнул атаман, углядев мои манипуляции за спиной.
– Ты давай лучше, Богдан, сядь, вон там, перед нами, на тот стул, что вы тут сработали, и расскажи, как дело было. Сулим, уже рассказывал, теперь тебя послушаем.
Начал рассказывать свою версию прошедших событий с момента встречи троицы, до сего момента, с колдунами, с черным глазом, видениями, заколдованными зубами, откушенным языком, и нашим героическим трудом по освобождению Кабана от злобных чар.
– И вот пилю я батьку, зуб, дело уже к рассвету идет, вижу, подобрел у него глаз, уже злобой не горит, тогда спрашиваю его, будешь сказывать нашему батьке всю правду, какую знаешь, когда он приедет?