Параллельный переход - Страница 19

– Ну что скажешь Богдан? – Атаман, заинтересовано смотревший на мои упражнения, явно не понимал моих раздумий.

– Добрые сабли, атаман, ей Богу добрые, и по длине в самый раз, и руки слушаются, но тяжеловаты немного, палками мне биться сподручней. – Мои рассуждения вызвали у всех, а с крыльца за нами с интересом наблюдали Давид с Георгием, дружный смех.

– Я так думаю Богдан, надо тебе в лес сходить, найти тот пень, о который ты головой приложился, и еще раз повторить. Мало он из тебя дури выбил. Ты, в самом деле, возомнил, что это ты Оттара, своими палками, сразил? Дурная башка, и ярость неуемная, его сразили. Не полезь он на тебя, как бык на телку, не знаю я, как бы все повернулось. И ты не знаешь, Богдан, иначе, не раздразнивал бы его перед боем. Весь расчет у тебя на то был. А сохрани Оттар голову, да выйди против твоих палок, с нагайкой в руках, располосовал бы он тебя на куски, за три вдоха, и не помогли бы тебе ни черти, ни ангелы, ни святой Илья. – От этих слов мои щеки загорелись багровым цветом, аж на дворе виднее стало. Крыть было нечем, это было очевидно. Моя легкомысленность, после этих слов, предстала настолько зримо и рельефно, что хотелось сквозь землю провалиться. Вспомнилось, как просчитывал свои действия, в случае если противник будет с кинжалом или саблей во второй руке. А подумать, что он возьмет длинный кол или нагайку, и забьет меня, как мамонта, ума не хватило.

– Спаси Бог тебя атаман, что мне дурость мою показал, слово даю, что не опозорю этих клинков. – склонив голову, стоял перед ним не зная, что делать дальше.

– Да не горюй ты так, ишь, раскраснелся, чисто девка, которую первый раз ухватили за одно место. В твои годы дурным быть, позора нет, это мне уже такое не к лицу. А пока время есть, сбегай к деду Матвею, пусть тебе, на твой халат, на спину, пару хлястиков кожаных приделает, клинки носить. Скажешь, я велел, а потом уже ножны делать будем, поспеши, скоро вечерять пора. И помахай еще саблями, приноровись, а то другому, дай две сабли в руки, не успеешь моргнуть, как он себе чего-то отрубит. Палки свои и рогатину, в сарай, в угол занеси, там у нас копья стоят, увидишь.

Когда я вернулся, от деда Матвея, во дворе уже было пусто. Повесив в сенях, свой татарский ватный халат с двумя клинками на спине, вошел в кухню, где при свете лучины, уже все сидели за столом и ждали меня. Показав мне мое место за столом, все дружно встали и прочитав "Отче Наш", уселись ужинать пшеничной кашей, в которой иногда попадались кусочки мяса. После ужина, забрав с собой лучину, все перебрались спать в соседнюю с кухней и единственную в доме комнату, оставив меня спать на лавке. Такой длинный день, наконец, закончился.

Глава пятая, в гости к соседям

На другой день, встав затемна, быстро позавтракав остатками вчерашнего ужина, все начали собирать нас в дорогу. Женщины собирали сухой паек, мы седлали лошадей, готовили оружие и доспех. Хотя Иллар вчера заявлял, что едем, мол, к соседям, а не на войну, отличий в снаряжении мне заметить не удалось. Видимо в силу моей малоопытности. Иллар, облачился в полный пластинчатый татарский доспех, Давид, на кольчугу, надел кожаный доспех, оббитый сверху металлическими пластинами. Головы прикрывали круглые островерхие татарские шлемы со спадающими на плечи кольчужными сетками. Вооружились все тоже практически до зубов. Вдобавок к копью, сабле, щиту и луку со стрелами, у Иллара висела, приточенная к седлу, боевая булава, а у Давида чекан. Ножей и кинжалов на поясе, в сапогах, было тоже натыкано немало. Что еще можно было взять на войну, чего они не взяли к соседям, догадаться было трудно. Но поскольку война в эту эпоху, в этих краях практически не прекращалась, что бы увидеть разницу на деле, особых усилий прилагать не нужно. Нужно просто немного подождать. С такими мыслями, оседлав коня, выезжал вслед за Давидом за ворота. Вооружен я был практически аналогично. Мою рогатину забраковали как неподходящую к конному бою, и заменили другим копьем, к седлу на специальный крюк повесили круглый татарский щит, с другой стороны лук со стрелами. Не забыл Иллар, и про кожаный наруч, на левую руку, защищающий от удара тетивы, и деревянное кольцо с прорезью, одевающееся на большой палец правой руки, которым натягивают тетиву. О том, что стрелять из лука, мне давать нельзя, в виду непредсказуемости дальнейшего полета стрелы, решил не говорить, раз дают лук не спрашивая, значит, знают, что делают.

Возле церкви нас уже поджидали десяток всадников, навстречу подъезжал Степан.

– Степан с нами едет, Ахмет, его невесту умыкнуть хотел. Ну с Богом казаки, – атаман направил своего коня вдоль улицы, и наш десяток, вслед за ним, рысью выехал за село.

– Утро холодное казаки, дорога дальняя, что бы в сон не тянуло, давайте копьями позвеним, Богдан, тебе пары нет, возьмешь лук, что я тебе дал, сто раз тетиву до уха натянешь. Кольцо надеть не забудь, а то без пальца останешься. И тетиву, упаси Бог тебя, пустую отпускать, натянул, и обратно тетиву правой рукой ведешь, и так сто раз. До ста считать обучен?

Получив утвердительный ответ, Иллар с Давидом рванули вперед, а козаки с веселым уханьем растянулись вдоль дороги, разбившись по парам. Первый, едущий шагом или неспешной рысью наклонял копье в сторону, через голову своего коня, второй пришпорив коня, пытался на скаку ударить своим копьем по наконечнику или древку копья, преграждавшему дорогу. Попав, копьем ли, тугим ли своим телом, по чужому копью, и вырвавшись вперед, второй номер становился первым и наоборот. Наблюдая с завистью за их забавами, отчаянно боролся с луком, который Иллар назвал детским, и который, якобы уже Георгий, натянуть может. Начнем с того, что плавно он просто отказывался сгибаться. С трудом, мне удавалось его натянуть на разрыв, резко выбрасывая левую руку с древком вперед, а правую с тетивой назад. Растянув так лук на сравнимое с размером стрелы расстояние, пытался, хоть на долю секунды зафиксировать руки, в таком положении, но с неодолимой силой, их сводило обратно в исходную позицию. Нормально натянуть этот эспандер мне удалось раз пятнадцать. Еще пятнадцать раз мне удалось хоть немного согнуть лук, а затем, поскольку руки сгибаться отказывались, просто рассматривал его.